Дискуссии об основах медицины

Для освещения глубоких изменений, борьбы мнений по важнейшим общим вопросам науки, в частности медицинской, приведем кратко факты и перипетии последних лет.

Удовлетворению потребностей синтеза знаний в нашей стране уделяется большое внимание: опубликовано, в частности, значительное количество статей и книг, посвященных вопросам философии медицины. Нельзя не отметить, что в некоторых из них нефилософам трудно усвоить абстрактную фразеологию, сложные рассуждения, особенно статей и книг философов-профессионалов. Начинает даже казаться, что навсегда миновало то время (А.И. Герцена и Д.И. Писарева, Г.В. Плеханова и В.И. Ленина), когда философские труды принято было излагать языком, доступным грамотным людям. Мы не можем не учитывать, что философия — это особая область и что для освоения ее необходима специальная подготовка. На Западе положение, по-видимому, еще труднее: английский ученый К.X. Уоддингтон, пытаясь осветить роль биологии в развитии философии, признал, что «обсуждение этой проблемы затрудняется тем, что, по мнению большинства ученых, за последнюю четверть века философия ввергла себя в такую фантастическую путаницу, что необходимо предварительно обсудить некоторые чисто философские вопросы, прежде чем можно будет хотя бы подойти к рассматриваемой проблеме».

До 1935 г. немало сообщалось о так называемом кризисе медицины (Н. Новинский, А.А. Богомолец, И.В. Давыдовский, Л. Карлик, Я.И. Лифшиц и др.). Начало дискуссии о кризисе в медицине положили патологи и хирурги (И.В. Давыдовский в 1925 г., С.П. Федоров в 1926 г.), в которой разбирались проблемы органопатологии, каузализма, кондиционализма и даже вопросы типа физиологического идеализма и т.п. Можно считать, что был скорее не кризис медицины, а кризис врачебной философии ученых. Мы думаем, что А.А. Богомолец (1927) правильно определил источник неудовлетворенности медиков, он писал: «Внутренние причины кризиса в эндокринологии… прежде всего — методологического характера». Более полное итоговое заключение было указано И.В. Давыдовским: «Современная медицина ушла почти целиком в этот анализ, синтез отстает, отстают обобщающие представления, на которых только и можно построить более или менее стройное учение о болезнях».

Общий обзор споров о кризисе представил П.В. Алексеев (1970). Дискуссия обострилась после выхода книги А.Д. Сперанского «Элементы построения теории медицины» (1935), в обсуждении приняли участие С.С. Халатов, Н.Н. Бурденко, Л.А. Орбели, А.А. Ухтомский, Л.С. Штерн и И.В. Давыдовский, О.Я. Острый и др. В 1954 г. с участием ведущих патологов (А.И. Струков, И.В. Давыдовский и др.) проходила большая дискуссия о теории болезни. В последние годы появилось много статей и монографий, посвященных философскому анализу медицинской теории (Г.Н. Царегородцев, С.М. Павленко, К.Е. Тарасов и др.). В последнее десятилетие опубликовано немало методологических статей в «Вестнике АМН СССР» и других изданиях. Почти все работы по теории медицины написаны философами или специалистами общей патологии, а клиницисты, врачи-практики в обсуждении данной проблемы в печати почти не участвуют. Последняя интересная работа — книга И.А. Кассирского «О врачевании» (1970) — посвящена главным образом актуальным проблемам клиники. Лавина хаотической информации вызывает даже отчаяние. Как справедливо отмечает Б.Л. Астауров (1972): «Между “теоретиками” и “экспериментаторами” должна быть непрерывная “обратная” связь… На деле нередко, с одной стороны, бездумно накапливаются беспорядочные массивы фактов, значительная часть которых просто сваливается в кучу и гниет в отбросах научного производства, а, с другой стороны, теории, разрабатываемые людьми, которым недоступен и часто чужд весь объем конкретных биологических сведений, отрываются от матери-земли и начинают витать в безвоздушном пространстве отвлеченного мышления».

Очень трудно быть одинаково компетентным в двух различных областях знания. Это было поводом для образования творческих содружеств врачей и философов, таких, например, как А.Ф. Билибин и Г.Н. Царегородцев, С.А. Гиляровский и К.Е. Тарасов, И.Н. Осипов и П.В. Копнин, В.П. Петленко, А.И. Струков и О.К. Хмельницкий и т.д. Такой союз можно было бы приветствовать: еще в древности врачи-философы приравнивались к богам («врач-философ равен богу»)¹ .

Узкая специализация не всегда плодотворна для науки. В последнее время стали развиваться совместные исследования ученых на стыке двух и более наук (физика и химия, биология и математика и т.д.). Они оказывались весьма эффективными. В нашей стране много внимания уделяется философской подготовке студентов и врачей, что помогает развитию более точного мышления.

В самой терминологии медицины, в частности в определении понятия «болезнь», не все благополучно. Нет ни одного определения, которое бы не опровергалось. Можно сослаться на статью И.В. Давыдовского и В.Е. Сильвестрова (1966), в которой приводится несколько самых различных и противоречащих друг другу, по мнению авторов, определений болезни, данных рядом ученых. Пример: К.Р. Петров и В.К. Калугин (1966) пишут, что «отличительной чертой болезни является несовершенство, ограничение, недостаточность приспособляемости организма к изменениям среды». В то же время И.В. Давыдовский считает, что именно приспособляемость есть сущность болезни.

Приведенная информация, может быть, заинтересует читателя для дальнейшей работы; она, во всяком случае, свидетельствует о трудностях нашей теории.

Не имея возможности увеличивать количество даже довольно ценных сведений о так называемом кризисе, могу рекомендовать читателям монографию Ю.П. Лисицына (1968), в которой изложены проблемы и дискуссии о современных пробелах медицины, а также подвергнуты критике такие теории, как теории «болезней цивилизации» и социальной дезадаптации, «социальной экологии», патологии «патогенных ситуаций», психоаналитической психосоматики, медицины индивидуальности и целостности — неогиппократизма. Таким образом, область проблем теории медицины велика.

Формы дискуссий. В области научных теорий «смена вех» — устранение старого и возникновение нового — всегда сопровождаются дискуссией, которая обычно помогает или бывает полезной для более всестороннего освещения предмета спора или отдельных проблем.

Имеет смысл привести вкратце некоторые приемы и виды проведения дискуссий, хотя бы потому, что нередки обсуждения врачами спорных вопросов диагноза или лечения конкретных больных. Не без основания считается, что то, что не подверглось сомнению и критике, рано считать достоверным или доказанным.

Л. Фейербах (изд. 1955), например, по этому поводу высказывался, что в процессе демонстрации мыслитель раздваивается: при доказательстве он сам себе противоречит, и лишь когда мысль испытала и преодолела это противоречие с самим собой, она оказывается доказанной. Еще Геродот считал, что если не высказаны противоположные мнения, то не из чего выбирать наилучшие. Общеизвестно одно из требований материалистической диалектики — стремиться освещать явление или вопрос во всех отношениях и связях.

Не случайно существует старая поговорка, что в споре рождается истина, хотя далеко не всегда спор можно считать «роддомом» живой истины. Иногда безуспешность дискуссии может зависеть от ряда объективных и субъективных обстоятельств. Одно из последних отметил А.А. Ухтомский (изд. 1966), призывавший не входить в споры и прения, потому что, если сложилась доминанта, ее не преодолеть словами и убеждениями — она будет ими только питаться и подкрепляться, а следует ждать, что она сама себя преодолеет опытом.

Т. Гоббс (изд. 1964) указал на более серьезную почву разногласий, подчеркнув, что они могут быть примирены, только если «истина не сталкивается с интересами людей». Развивая эту идею далее, он высказывает еще более мрачную мысль: «…человек будет восставать против разума всякий раз, когда разум выскажется против него». Само собой разумеется, что в научной дискуссии следует доказывать или опровергать тезис «языком фактов». Еще необходимо указать на некоторые причины безуспешного спора.

Особенно часто прения или дискуссии бывают бесплодными вследствие неодинакового понимания слов и различной трактовки терминов спорящими. По-видимому, к таким ситуациям относится афоризм «Si duo dicunt idem, non est idem» (если двое говорят одно и то же, т. е. одинаковые слова, все же это не одно и то же).

Относительно необходимости возможно более точного понимания значения слов заслуживает внимания древняя запись: «…иметь не одно значение — это значит не иметь ни одного значения; если же у слов нет (определенных) значений, тогда утрачена всякая возможность рассуждать друг с другом, а в действительности и с самим собой» (Аристотель).

В связи с этими затруднениями необходимо избавиться от неточности или неопределенности медицинской терминологии основных понятий. Это касается в первую очередь таких понятий, как «здоровье», «болезнь», «медицина», «жизнь» и т.п. Известно, что точная терминология (claritas defitionis) характеризует уровень науки и безусловно необходима для взаимопонимания. Общие понятия значительно сложнее по содержанию, чем, например, анатомические названия, в которых содержатся описание и простое указание на объект (nomina anatomica); они давно получили всеобщее признание и стали интернациональными.

Понятие как знание или, иначе говоря, содержание понятия раскрывается в его определении. Дело в том, что в определениях общих терминов или понятий почти всегда имеются и описание, и объяснение (т.е. элементы простого указания и элементы мировоззрения), в них, естественно, находит отражение и достигнутый уровень науки.

Еще С.П. Боткин писал, что смертность населения находится в обратной зависимости от культуры. Подчеркнуть важность общественных условий для осуществления целей медицины необходимо еще и потому, что даже в настоящее время встречается ограниченная точка зрения на значение общества. Были и есть попытки представить медицину как часть естествознания.

Если С.П. Боткин в прошлом веке, стремясь к развитию научных основ медицины, и мог утверждать, что медицина — часть естествознания, и эта точка зрения считалась прогрессивной, то в настоящее время, когда четко определена важнейшая роль общих социальных условий в проблемах медицины, такое суженное определение уже устарело.

Следует подчеркнуть, что медицина — в первую очередь одна из древнейших деятельностей людей, а реальную научную основу получила не более чем 2–3 столетия тому назад. Наука о жизни — одна из основ теории и практики медицины, но сводить последнюю к биологическим процессам ошибочно, однако до последнего времени встречаются попытки такой биологизации. Клиницист А.И. Нестеров (1966), например, пишет: «Итак, медицина — наука биологическая, со своими целями и задачами, со своими методами исследования, со своими специфическими атрибутами». Эти фразы, эти «специфические атрибуты» не могут замаскировать грубой односторонности определения.

Естественно, что без знания основ биологии не может быть научно образованного врача, хотя фундаментальная и всеобъемлющая теория жизни в настоящее время отсутствует (Астауров Б.Л., 1972).

 ¹ Фраза «Врач-философ равен богу», вырванная из контекста, может быть, звучит красиво, но в действительности все зависит от того, каковы образование и опыт врача и какой философии он придерживается.

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®