Патофизиологическая основа навязчивых состояний

Для более глубокого понимания механизмов навязчивых состояний необходимо обратиться к изучению патофизиологической стороны явлений навязчивости. В этом отношении имеются интересные данные, полученные школой академика И.П. Павлова.

И.П. Павлову и его сотрудникам удалось экспериментально вызвать у животных (собак) явления, представляющие большое сходство с навязчивыми проявлениями у человека, и, исходя из этих данных, построить патофизиологическую теорию, объясняющую состояние навязчивости.

Укажем на пример такого эксперимента из лаборатории И.П. Павлова: «У одной из наших собак был образован среди других условный рефлекс из чрезвычайно слабого шума, исходящего с правой стороны животного из-под стола, на котором оно стояло. Животное, улавливая этот звук, становилось на самый край стола, иногда даже заносило то ту, то другую переднюю ногу и за край стола и наклонялось головой, как только было возможно, вниз, т.е. к источнику звука. Прочие условные раздражители находились в различных других местах, но собака предпочитала и при их действии обращаться к месту происхождения звука. Факт этот представился особенно странным тогда, когда при продолжении опытов с другими раздражителями шум, как условный раздражитель, больше не применялся. Двигательная реакция по направлению к бывшему месту происхождения шума неизменно существовала и существует еще теперь — полтора года спустя после отмены этого раздражителя. При применении всех других раздражителей, где бы они не находились, было движение только к месту шума, вплоть до подачи еды, когда животное обращалось, наконец, к подаваемой кормушке… Очевидно, эта реакция должна быть признана патологической, так как она не имела никакого смысла, т.е. грубо, резко противоречила реальным отношениям».

По мнению И.П. Павлова, выработавшееся таким образом навязчивое явление представляет собой закрепившийся, чрезвычайно упрочившийся условный рефлекс, вследствие патологической инертности раздражительного процесса, т.е. застойного возбуждения в соответствующих участках коры. Поэтому такого рода условный рефлекс не поддается нормальному угасанию и прочно сохраняется, несмотря на исчезновение тех условий, при которых он зародился.

Нередко навязчивые состояния и у человека ясно носят характер упрочившегося стойкого условного рефлекса. Так, например, в литературе приводится случай Пренса, где у больного наблюдался навязчивый страх колоколов и колоколен, явившийся следствием фиксации тяжелых переживаний, бывших у больного в возрасте 14 лет, в связи с похоронами его матери, сопровождавшимися колокольным звоном. На нашем материале мы наблюдали яркий случай клаустрофобии (страха замкнутых пространств) у молодого человека, оказавшегося в детстве, во время путешествия на пароходе со своим отцом-капитаном, закрытым в каюте в то время, когда в ней произошел разрыв батареи парового отопления и маленькая каюта стала быстро наполняться паром, что крайне испугало ребенка. С тех пор у больного упрочился навязчивый страх пребывания в небольших комнатах с закрытыми дверями.

И.П. Павлов показал, что патологическая инертность процесса возбуждения, лежащая в основе навязчивого состояния, может быть обусловлена либо перенапряжением раздражительного процесса, либо «сшибкой» (столкновением) раздражительного и тормозного процессов.

В опыте с собакой, приведенном выше, по И.П. Павлову, «причиной патологического явления… ближе всего считать перенапряжение раздражительного процесса, так как исключительная слабость внешнего раздражителя вызвала чрезвычайное напряжение ориентировочного двигательного аппарата как общего локомоторного, так и специального, т.е. установочного аппарата рецептора данного раздражения».

У другого животного с «фобией глубины» — боязнь приблизиться к краю площадки (в опыте Петровой) — патологическая инертность раздражительного процесса появилась при попытке переделать положительный раздражитель (метроном + еда) в отрицательный (метроном - еда), а отрицательный метроном — в положительный. Здесь причиной патологического явления явилась «сшибка» противоположных процессов.

Несомненно, что оба эти механизма играют основную роль при образовании навязчивых состояний и у человека. Сплошь и рядом в клинике удается установить, что навязчивое состояние явилось либо следствием перенапряжения раздражительного процесса (например при резкой эмоции — испуге), либо «сшибки» возбуждения с торможением (например при конфликтных переживаниях).

Е.А. Попов, касаясь физиологических предпосылок, благоприятствующих образованию очагов застойного возбуждения, лежащих в основе навязчивых состояний, показал, что в ряде случаев образованию патологической инертности особенно благоприятствует момент перехода от бодрствования ко сну. по-видимому, здесь играет роль прохождение через гипноидные фазы торможения (парадоксальную и ультрапарадоксальную), на фоне которых сила различных как возбуждающих, так и тормозящих сигнальных раздражителей резко изменяется. В качестве иллюстрации здесь можно привести случай, описываемый Барюком, где вполне здоровая женщина однажды вечером, в полусне, увидела вошедшего мужа с повязкой на голове (он подвергся нападению на улице и был легко ранен). Женщина сильно испугалась, и с тех пор у нее появился навязчивый страх (фобия) ножей и вообще режущих предметов. А.Е. Попов, указывая на свои наблюдения и на случай Барюка, полагает, что здесь, по-видимому, «гипноидное состояние так изменяет свойства нервной ткани, что даже незначительное раздражение или несильное столкновение процессов возбуждения и торможения ведут уже к образованию очага, обладающего патологической инертностью».

Клинические наблюдения показали, что состояние истощения является моментом, благоприятствующим развитию навязчивых состояний. Видимо, здесь истощение, ослабляя нервные клетки, ведет к состоянию астении, при котором, как справедливо указывает Е.А. Попов, многие раздражители, становясь сверхсильными для таких ослабленных клеток, приводят их в состояние запредельного (охранительного) торможения, и на фоне развившихся таким образом гипноидных фаз легко образуются очаги патологической инертности с возникновением навязчивых явлений.

С патофизиологической точки зрения интересны также механизмы навязчивых «контрастных» влечений, о которых мы говорили выше, выражающихся, например, в стремлении прыгнуть с высоты на краю обрыва, в навязчивом возникновении улыбки или юмористических мыслей при торжественной, несоответствующей этому ситуации, или в копролалии (стремление произносить циничные слова) при тех же обстоятельствах и т.п. навязчивых впечатлениях. С точки зрения учения И.П. Павлова, эти явления следует рассматривать как выражение ультрапарадоксальной фазы торможения, характеризующейся тем, что при ней раздражение вызывает эффект, прямо противоречивый тому, который должен был бы возникнуть (Е.А. Попов). Мы уже указывали, что характерологической почвой, на которой особенно легко возникают навязчивые мысли и другие навязчивые состояния, является психопатия в форме психастении или «ананкастной» психопатии (по терминологии К. Шнейдера). По И.П. Павлову, у психастеника, при наличии слабости раздражительного процесса и преобладания тормозного процесса, некоторые отделы коры постоянно находятся или часто впадают в промежуточное между сном и бодрствованием состояние. Эти гипноидные фазы торможения создают условия, благо приятствующие развитию явлений навязчивости.

В одной из недавних своих работ Е.А. Попов (1955) указывает на то, что И.П. Павлов определил понятие психастении как типа высшей нервной деятельности — слабого общего в соединении с мыслительным. При этом И.П. Павлов считал характерным для психастеника преобладание второй сигнальной системы над первой.

Постоянная нерешительность и навязчивая неуверенность психастеника имеет своей патофизиологической основой нарушение индукционных отношений, вследствие чего один очаг возбуждения не в состоянии затормозить другой, конкурирующий с ним. Иначе говоря, характерной особенностью психастеника является слабость отрицательной индукции. Наряду с этим существует особая группа навязчивых сомнений, обусловленных незапоминанием совершенного действия вследствие его автоматизации. Патофизиологической основой и этого расстройства является нарушение индукции. Для борьбы с этой автоматизацией психастеник стремится «дезавтоматизировать» свои действия. Например, психастеник, постоянно неуверенный выключил ли он электрический нагревательный прибор, придумывает защитный ритуал в виде вешания шнура со штепселем на особый гвоздь.

Таким образом, мы видим, что с патофизиологической стороны основным материальным субстратом навязчивых состояний является патологическая инертность, застойность, усиленная концентрированность, чрезвычайная тоничность возбудительного процесса (или застойность тормозного процесса при навязчивых страхах)в отдельных очагах коры головного мозга. Механизмы возникновения этой инертности различны. Инертность эта может быть результатом многочисленных воздей ствий на высшую нервную деятельность в виде перенапряжения раздражительного процесса, перенапряжения тормозного процесса, сшибки противоположных процессов и, наконец, инертность эта может быть следствием наличия ультрапарадоксальной фазы, что имеет место при контрастных навязчивых влечениях. И, наконец, в основе навязчивых состояний может лежать слабость отрицательной индукции. Все эти патофизиологические механизмы возникновения навязчивых состояний представляют огромный интерес для клинициста, позволяя ему подвести материальную базу под разнообразные психологические феномены навязчивости.

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®