ПСИХИАТРИЯ И ОБЩАЯ ПАТОЛОГИЯ / ЭДЕЛЬШТЕЙН А.О.

ЭДЕЛЬШТЕЙН А.О.

Труды психиатрической клиники им. С.С. Корсакова/ Под ред. М.О. Гуревича и А.О. Эдельштейна.- Вып. 8.- М., 1945.- С. 17–21.

Развитие современной клинической психиатрии характеризуется, прежде всего, более тесным сближением с общей соматической медициной, отрыв от которой много десятилетий тормозил успехи психиатрии. Этот процесс сближения находит свое выражение одновременно в нескольких самых разнообразных направлениях: в отношении методов исследования и воздействия, также по содержанию — в отношении объекта изучения.

Примером первого может служить широкое внедрение физиологии в клинику. Наиболее ярким выражением этой тенденции являются современные напряженные искания в области активных методов терапии психозов. Придя на смену прежнему терапевтическому нигилизму эпохи призренческой психиатрии, эта искания (пусть пока еще далекие от совершенства) отражают новый этап развития психиатрии и ведут к далеко идущим последствиям — коренной перестройке всей психиатрии на новых началах, где в основу вместо крепелиновского эмпиризма кладется научный клинический эксперимент. Это, несомненно, длительный процесс, но перспективы уже вырисовываются. Принципиально существенно здесь то, что дальнейшая разработка методов активной терапии неизбежно поведет к раскрытию патогенетических механизмов и тем самым окончательно поставит психиатрию в один ряд с прочими медицинскими дисциплинами.

Активная терапия вместе с психопрофилактикой, отражающей мощное психогигиеническое движение среди современных психиатров, превращают психиатрию из науки созерцательной в науку действенную.

Второе на этом пути — совершенно новый круг проблем, вошедших в поле зрения психиатрии за последние годы. Это, прежде всего, экзогенные психозы (соматогении, инфекционные, и интоксикационные психозы). Сюда же нужно отнести травмы и опухоли мозга. Изучение последних вопросов ведет к возрождению неврологического направления, но уже на несравненно более высокой ступени и открывающего широкие перспективы. Все это очень сильно изменяет лицо современной психиатрии.

Однако при всей плодотворности этих исканий психиатрия еще не вышла из того кризиса, в котором она оказалась в двадцатых годах, когда крепелиновской нозологии уже оказалось недостаточно и начался пересмотр основных концепций, на которых базировалась клиническая психиатрия. В этом отношении переходный период затянулся, и перед нами по-прежнему стоит задача построения теории психиатрии.

Это — задача отнюдь не новая. Еще Гризингер выдвинул положение, что в основе всякого психоза лежит какой-либо паталогоанатомический процесс, локализующийся в мозгу. Таким образом, Гризингер явился основоположником неврологического направления в психиатрии, вскоре получившего свое дальнейшее развитие в трудах Мейнерта и Вернике. В то же время он считал, что психотические картины сами по себе являются не болезнями, а только симптомами мозгового процесса: каждая из них — стадия единого процесса с определенным течением.

После Гризингера развитие психиатрии идет в двух направлениях, им намеченных. Представителями одного направления были Мейнерт и Вернике. Параллельно, продолжая идеи Гризингера, идет развитие клинической психиатрии, представителями которой являлись Кальбаум и Крепелин.

Казалось, психиатрия достигла апогея своего развития. Но уже в те годы раздаются голоса скептиков и пессимистов. Так, Крафт-Эбинг, наследовавший кафедру Мейнерта, писал: «Теперешняя психиатрия имеет право на звание только описательной, но не объяснительной науки». Нужно признать, что, к сожалению, эти слова сохранили свою справедливость и до настоящего времени, в чем мы убеждаемся при ближайшем рассмотрении этих двух направлений клинической мысли. Хотя создатели мозговой патологии — Мейнерт и Вернике¹ — и оставили глубокий след в развитии нашей науки, но тем не менее они дали больше интересных гипотез, чем конкретных подтвержденных клиническим экспериментом фактов, которые могут вскрыть подлинные закономерности возникновения и течения психозов. Недаром это направление в дальнейшем выродилось в «мозговую мифологию».

Даже самое ценное в тогдашней психиатрии — основные морфологические достижения — подвергалось осуждению со стороны такого авторитета, как Кальбаум, который указал: «Патологоанатомические работы, предпринятые с такими большими усилиями, таким энтузиазмом, содействовали появлению обширнейшего и интересного материала, но ни в какой мере не способствовали выяснению патогенеза психозов и анатомическому обоснованию». Эти слова, несомненно, являлись приговором целой полосе, развития психиатрии.

Но не лучше обстояло дело и с чисто клинической психиатрией. Даже Крепелин не смог выйти за рамки эмпиризма. Не прошло и четверти века, как он сам вынужден был признать, что «клиническое направление в психиатрии достигло мертвой точки».

Чистый нозологизм еще при жизни своего творца начал изживать себя и приходить в противоречие с накоплявшимися фактами. Вот почему Крепелин, много лет отражавший атаки Гохе, был вынужден признать, что «метод отграничения различных форм заболевания на основании учета причин, проявлений, течения, исхода и патогенеза исчерпал себя и более не удовлетворяет. Должны быть проложены новые пути».

Попытки наметить эти новые пути оказались безрезультатными. Иллюстрацией этого являлась генеральная дискуссия, предпринятая на съезде психиатров в Инсбруке в 1924 г., где Бумке и Клейст попытались подвести некоторые итоги. Однако эти попытки были насквозь эклектичны и заранее обречены на неудачу.

Делаются попытки выступить с теорией психиатрии, основанной на цельном мировоззрении. Однако все эти теории исходят из сугубо идеалистических позиций. Примером этого могут служить теории Монакова и Мурга. Этим теориям «нейробиологии» мы должны противопоставить наше понимание основных психопатологических категорий на основе строго материалистической методологии.

Совершенно очевидно, что это будет возможно только в том случае, если при всей специфичности объекта изучения психиатрии мы будем исходить из закономерностей общей патологии.

Эту связь ж зависимость психиатрических идей от развития патологии мы можем неоднократно наблюдать на протяжении истории психиатрии. Taк, учение Мейнерта и Вернике, несомненно, являлось отражением целлюлярной патологии Вирхова. Под влиянием этих идей и Корсаков вслед за Мейнертом рассматривал душевные болезни, как болезни переднего мозга.

В противоположность этому возрождение за последний период гуморализма, совершенно иного, чем гуморализм времен Рокитанского, ниспровергавшийся Вирховым, и основанного на современных успехах эндокринологии и ликворологии, открывает в психиатрии новую главу. Изучение процессов обмена, вегетативной регуляции, секреторных функций, исследование ликворообращения сыграли большую роль в новом понимании целого ряда патологических процессов.

Настоящий этап развития психиатрии целиком связан с современной патологией, построенной на синтезе органопатологии и гуморальной патологии. Именно этот синтез и расцвет нейрофизиологии обеспечивают развитие теоретической нейрохирургической мысли, столь интересной и многообещающей для психиатрии. Устанавливая все более тесную связь с общей медициной, с неврологией, нейрофизиологией, биохимией, мы получаем широкие возможности не только для эмпирических наблюдений, но и для жизненного клинического эксперимента, который мы и находим в нейрохирургии, в динамике инсулиновой терапии и т.д.

Задача заключается в том, чтобы найти единый общемедицинский язык, мыслить теми же категориями, которые уже известны и общеприняты в патологии.

Такими основными патологическими категориями являются нозос и патос. Еще Крепелин различал болезненные процессы и болезненные состояния, рассматривая первые как известные изменения, протекавшие в ограниченное время, а вторые — как постоянное, неизменное состояние психической личности (врожденное или приобретенное в результате протекшего душевного расстройства). Однако эти методологически весьма важные положения не получили дальнейшего развития. Между тем актуальная разработка понятия дефекта в последние годы наполняет новым плодотворным содержанием старые понятия. Одновременно все более и более расширяется понятие патологических процессов.

Все это делает весьма важным рассмотрение основных патологических категорий с единой точки зрения. До сих пор мы рассматривали как патологические процессы две большие группы заболеваний — органические и эндогенные с деструктивными тенденциями и противопоставляли их аномалиям развития, к которым наряду с психопатиями относили и маниакально-депрессивный психоз.

Однако активные методы терапии психозов открыли новую главу изучения постмалярийных паралитиков и постинсулинных шизофреников, у которых процесс удается приостановить. При этом мы наблюдаем уже новое патологическое состояние, характер которого зависит от типа и степени дефекта. С другой стороны, например, и сам по себе маниакально-депрессивный психоз так же, как и психопатия, не может быть принципиально противопоставлен патологическим процессам. Такое противопоставление объясняется тем, что под «процессами» понимали до сих пор только процессы деструктивные. Между тем из общей патологии нам знакомы так же и продуктивные процессы.

Не трудно найти такие же процессы в психопатологии. Ведь несомненно, что описанные Ясперсом, а вслед за ним Ганнушкиным случаи патологического развития личности и являются такими продуктивными процессами. Такое их рассмотрение важно в двух отношениях: во-первых, оно лишает понятие психопатии крепелиновской статичности и, как это показал Ганнушкин, дает психопатии в их динамике; во-вторых, противопоставление этих процессов таким заболеваниям, как шизофрения, показывает, что и психическим заболеваниям присущи двоякие тенденции — и деструктивного, и продуктивного характера. Более того, эти тенденции мы можем усмотреть не только при противопоставлении таких принципиально противоположных заболеваний, как шизофрения и психопатия, но и в самом течении процессуальных заболеваний. Ведь хорошо известно, что острый шизофренический процесс ведет не только к образованию дефекта, но и к перестройке личности, к ее утончению, рафинированности, к появлению новых компонентов личности и характера, к постпроцесуальной психопатизации.

Таким образом, в самом процессе заключены двоякие тенденции.

Та же шизофрения в динамике своего течения — это не только процесс, но и патологическое состояние. Не говоря уже о терминальной стадии — исходных состояниях, мы встречаемся с «патосом» и в дефекте. В этом отношении противопоставление дефекта патологическому состоянию, как это делает Нахманзон в своей интересной работе, совершенно неправомерно. Подобно тому как в общей патологии язва рассматривается как нозос, а примером патоса является рубец после этой язвы, так и в психопатологии, совершенно очевидно, дефект, образующийся в результате деструктивного процесса, должен трактоваться как патос, т.е. как патологическое состояние.

Таким образом, в рамках шизофрении мы видим и патологический процесс, и патологическое состояние. Это положение показывает подлинное единство противоположностей, находящее наиболее четкое выражение в хронических формах шизофрении, где одновременно существуют и процессуальная, и дефектная симптоматика.

Разработка подставленного вопроса является задачей отнюдь не праздной. Она имеет самое непосредственное значение для уяснения места и дальнейших этапов развития синдромологического направления. Возрождение его в последние годы оказывается весьма плодотворным: оно наполняет новым содержанием старые нозологические концепции.

Наша задача, задача советских психиатров, — ведя упорную борьбу с метафизическими спекулятивными теориями в психиатрии, которые получили такое широкое распространение в современной западно-европейской, особенно немецкой, психиатрии за последние 10–20 лет, создать теорию психиатрии на началах диалектического материализма, который один только может осветить пути дальнейшего развития советской науки.

¹ Необходимо отметить, что еще задолго до Мейнерта и Вернике и даже до Гризингера, более 100 лет назад, в Московском университете известный интернист Дядьковский, который был первым преподавателем психиатрии, доказывал, что расстройства душевной деятельности зависят от нарушений функции мозга. 

Источник информации: Александровский Ю.А. Пограничная психиатрия. М.: РЛС-2006. — 1280 c. Справочник издан Группой компаний РЛС^®